Вот ещё одно упоминание Бродского, на этот раз уже в (анти-)художественной литературе, а именно, в романе писателя-"калоеда" Владимира Сорокина "Голубое сало". На этом, пожалуй, тему Бродского надолго закрываю.Дверь скрипнула, приотворившись, и в спальню вполз маленький толстый мальчик.
— Что? — открыла глаза ААА.
— Он в тряпках прятался, — запоздало пояснил швейцар.
Мальчик встал. Он был рыжим, с отвратительным красным лицом; большие водянистые глаза близко сидели возле толстого мясистого носа; из отвислых мокрых губ торчали неровные зубы.
— Кто ты, обмылок? — спросила ААА.
— Иосиф, — ответил мальчик неприятным фальцетом.
— Откуда?
— Из Питера.
— Чего тебе надо?
Мальчик без признаков страха посмотрел на яйцо, шмыгнул носом:
— Я хочу.
ААА и маленькая дама переглянулись. Большая дама перестала скулить и замерла. Швейцар напряженно подглядывал в дверную щель.
Яйцо матово чернело на маленьких женских ладонях.
Мальчик подошел, опустился на колени. Его уродливое лицо нависло над ладонями. Он открыл большой, как у птенца, рот и проглотил яйцо.
— Свершилось! — произнесла ААА сдобным, как филипповская булка, голосом и облегченно вытянулась на мокрой от крови кровати. — Подойди.
Мальчик подполз к кровати на коленях.
ААА положила ему на рыжую голову свою тяжелую грязную руку:
— Те, кто пытался, будут просто рифмовать. А ты станешь большим поэтом. Ступай.
Мальчик встал и вышел из спальни.
— Мне пора домой, — произнесла ААА и навсегда закрыла глаза.
Белка, Женя и Андрюха оторопело стояли неподалеку от особняка ААА, когда маленький и толстый Иосиф вышел из ворот. Они посмотрели на него и по его еще более красному, беспокойно-невменяемому лицу поняли, что произошло. Опустив выпученные глаза, он осторожно обошел их и побежал прочь на коротких ногах.
— Все... — бессильно опустила худые руки Белка. — Иосиф сожрал.
— Блядь! Как везет этому рыжему, — закусил губу Женя.
— Не завидуй другу, если он богаче... — упавшим голосом пробормотал Андрюха, провожая Иосифа тоскливым взглядом.
— Боже, за что мне... за что мне все это... — захромала Белка.
— Поехали ко мне портвейн пить, — двинулся за ней Женя.
— Я не смогла... это все... это все... нет! Господи! Это все не со мной! — Белка обхватила лицо руками. — Это сон какой-то! Это все не со мной происходит! Я сплю!
— Успокойся, ну что ты... — взял ее за локоть Женя.
— Может, это... и не так важно... — бормотал, идя за ними, бледный Андрюха. — Надо... поверь в себя... начни с нуля...
— Мы сильные, Белка, — обнял ее Женя, — мы сами сможем.
— Боже, какие вы мудаки! — вырвалась она и захромала быстрее. — Сами! Они — сами! Вы не понимаете! Не понимаете, что случилось сегодня! Вы даже не понимаете этого! И никогда не поймете!
Слезы брызнули из ее глаз. Рыдая, она шла по улице Воровского, громко скрипя ортопедическими ботинками. Редкие прохожие смотрели на нее.
— Белка, послушай... — поспешил за ней Женя, но Андрюха остановил его:
— Оставь ее. Пошли выпьем...
Голубое сало
Голубое сало