IMPROVE THE TIME
Иногда я вспоминаю Осташвили. текст объёмом около 3,5 тыс. знаковГде-то прочитал, что Костя Осташвили и Лера Новодворская были созданы друг для друга. Бывало, их компании устаивали митинги по соседству. И тогда Ильинична весело кричала в мегафон: Господа фашисты, потише, пожалуйста. А ей что-то так же весело отвечал Костя. Он приставлял к своей фамилии девичью фамилию матери и представлялся как Смирнов-Осташвили. Будучи москвичом, он считал себя русским. И это правильно. В одной малотиражной газете я прочитал, что помимо грузинских и русских у него были также осетинские и немецкие корни.
При советской власти запись национальности с паспорте была обязательной. Было выражение пятый пункт. В паспорте этот пункт был не помню точно, каким, но не пятым. Пятым он был в какой-то служебной анкете. Потом формы анкет менялись, но выражение осталось. Несмотря на обязательность этой записи, мы мало внимания обращали на национальность. Я свободно путешествовал по Стране, даже не думая о том, что меня где-нибудь в Ургенче могут зарезать из-за национальности или расовой непохожести. Трудовым или воинским коллективом, даже по преимуществу русским, мог руководить, например, татарин, кореец, мордвин и т.д. О национальности коллеги или начальника можно было никогда не узнать – например, о том, что один из моих начальников мордвин, я узнал совершенно случайно, просматривая какой-то список, где зачем-то указывалась национальность.
Но вот наступила перестройка, и нам сказали, что так жить нельзя, мы жили неправильно, помимо прочего с информационных трибун стали говорить, что надо знать свои корни. Возникали национально-культурные общества, разные союзы того или иного народа и т.п. На этой волне рождение вопроса о пропорциональном национальном представительстве можно считать вполне естественным. Пока такой вопрос не возникал, было всё в порядке. Но как только он возник, от него нельзя отмахнуться. Потому что если Вы против пропорционального национального представительства, значит Вы за диспропорции в представительстве наций, а какими должны быть эти диспропорции, в пользу каких наций должны быть эти диспропорции, и чем обоснована правомерность таких диспропорций (например, что-то аналогичное affirmative discrimination в США, но есть ли в том необходимость у нас?) – на эти вопросы надо бы ответить. Если же согласиться с правомерностью идеи пропорционального национального представительства (а чем это хуже принципа один человек – один голос?), то что делать с открывшейся реально существующей диспропорцией?
Вот за пропорциональное национальное представительство и ратовал русский рабочий одного московского завода Константин Владимирович Смирнов-Осташвили. Легко догадаться, что в фокусе его внимания находилось непропорционально избыточное представительство в различных структурах явной и тайной власти и в СМИ известной нации, процент которой в населении СССР в то время официально составлял 0,69% (некоторые шутники «округляли» до 0,666%). Решающим событием в судьбе Кости стало выступление на мероприятии, называвшемся открытый микрофон, в ЦДЛ 18 января 1990 года. На этом толковище имела место стычка с разбиением очёчков кого-то из писателей, за что Косте пришили два года. Но выйти «на свободу с чистой совестью» ему не удалось. 26 апреля 1991 года Константин Осташвили был найден повешенным. В положении сидя. На экспертизу труп попал только 29 апреля, когда определить, самоубийство это или убийство, было невозможно. Затем труп был кремирован – без уведомления о том родственников и без их согласия!
Вот он, беспредел демократов-суггесторов! Вспомним ещё раз Новодворскую. «Преступники» из КГБ обращались с ней вполне гуманно. Она морила себя сухими голодовками, чем безвозвратно подорвала здоровье, но ей не дали сдохнуть, насильно кормили бульончиком с другого конца. Ей, как дурдомщице, прощается любой базар, она относительно процветает. А от Кости не осталось даже косточек. Где справедливость?
Ну а сам вопрос пропорционального национального представительства был замят и более не поднимается. Графа «национальность» стала необязательной. Скелет упрятали в шкаф.
При советской власти запись национальности с паспорте была обязательной. Было выражение пятый пункт. В паспорте этот пункт был не помню точно, каким, но не пятым. Пятым он был в какой-то служебной анкете. Потом формы анкет менялись, но выражение осталось. Несмотря на обязательность этой записи, мы мало внимания обращали на национальность. Я свободно путешествовал по Стране, даже не думая о том, что меня где-нибудь в Ургенче могут зарезать из-за национальности или расовой непохожести. Трудовым или воинским коллективом, даже по преимуществу русским, мог руководить, например, татарин, кореец, мордвин и т.д. О национальности коллеги или начальника можно было никогда не узнать – например, о том, что один из моих начальников мордвин, я узнал совершенно случайно, просматривая какой-то список, где зачем-то указывалась национальность.
Но вот наступила перестройка, и нам сказали, что так жить нельзя, мы жили неправильно, помимо прочего с информационных трибун стали говорить, что надо знать свои корни. Возникали национально-культурные общества, разные союзы того или иного народа и т.п. На этой волне рождение вопроса о пропорциональном национальном представительстве можно считать вполне естественным. Пока такой вопрос не возникал, было всё в порядке. Но как только он возник, от него нельзя отмахнуться. Потому что если Вы против пропорционального национального представительства, значит Вы за диспропорции в представительстве наций, а какими должны быть эти диспропорции, в пользу каких наций должны быть эти диспропорции, и чем обоснована правомерность таких диспропорций (например, что-то аналогичное affirmative discrimination в США, но есть ли в том необходимость у нас?) – на эти вопросы надо бы ответить. Если же согласиться с правомерностью идеи пропорционального национального представительства (а чем это хуже принципа один человек – один голос?), то что делать с открывшейся реально существующей диспропорцией?
Вот за пропорциональное национальное представительство и ратовал русский рабочий одного московского завода Константин Владимирович Смирнов-Осташвили. Легко догадаться, что в фокусе его внимания находилось непропорционально избыточное представительство в различных структурах явной и тайной власти и в СМИ известной нации, процент которой в населении СССР в то время официально составлял 0,69% (некоторые шутники «округляли» до 0,666%). Решающим событием в судьбе Кости стало выступление на мероприятии, называвшемся открытый микрофон, в ЦДЛ 18 января 1990 года. На этом толковище имела место стычка с разбиением очёчков кого-то из писателей, за что Косте пришили два года. Но выйти «на свободу с чистой совестью» ему не удалось. 26 апреля 1991 года Константин Осташвили был найден повешенным. В положении сидя. На экспертизу труп попал только 29 апреля, когда определить, самоубийство это или убийство, было невозможно. Затем труп был кремирован – без уведомления о том родственников и без их согласия!
Вот он, беспредел демократов-суггесторов! Вспомним ещё раз Новодворскую. «Преступники» из КГБ обращались с ней вполне гуманно. Она морила себя сухими голодовками, чем безвозвратно подорвала здоровье, но ей не дали сдохнуть, насильно кормили бульончиком с другого конца. Ей, как дурдомщице, прощается любой базар, она относительно процветает. А от Кости не осталось даже косточек. Где справедливость?
Ну а сам вопрос пропорционального национального представительства был замят и более не поднимается. Графа «национальность» стала необязательной. Скелет упрятали в шкаф.